Гангстер - Страница 119


К оглавлению

119

— Он в одном доме в Верхнем Вест—Сайде, — пробормотал наркоторговец, под ногами которого успела собраться изрядная лужа крови. — Верхний этаж. Он держит это место глухо от всех. Даже из его самых деловых парней почти никто о нем не знает. Когда его все достают, он там прячется.

— Ты что, хочешь предложить мне отгадать номер дома? — с убийственной иронией осведомился Анджело.

— Он записан на листочке, в моем бумажнике. В портках, которые ваши парни с меня содрали. На память номер не знаю, честно.

Анджело взглянул на Нико, тот кивнул в ответ и прошел в угол, где была кучей свалена одежда пленника. Вынув из заднего кармана новеньких джинсов черный кожаный бумажник, Нико принялся по одной бумажке выбрасывать на пол его содержимое, пока не наткнулся на что–то, показавшееся ему подходящим. Он помахал сложенным клочком желтоватой бумаги.

— Здесь адрес, — сказал он. — И номер квартиры.

Ничего не выражавшие глаза Анджело вернулись от Нико к наркоторговцу, ноги которого блестели, как лакированные, от свежей крови, а все тело сотрясала дрожь от страха, холода и подступившей слабости.

— Я ведь сдал его, как вы велели. Вы ведь получили, что было нужно, да?

Анджело кивнул, поднял оружие и приставил дуло ко лбу наркоторговца. Посмотрев вниз, он увидел полные ужаса глаза молодого человека; его губы шевелились, он не мог издать ни звука, но все же поднял окровавленные ладони, уперся в дорогой пиджак Анджело и попытался оттолкнуть своего убийцу. Анджело нажал на спуск, затылок парня словно взорвался изнутри, и убитый упал вместе со стулом на пол. Анджело убрал оружие в карман, подошел к Нико, протянул руку и посмотрел на клочок желтой бумаги.

— Поехали, — сказал он, смяв бумажку и швырнув ее себе за спину через плечо. — Я хочу удостовериться, что лучший друг Малыша Рики умер не лгуном.


Я сидел на заднем сиденье рядом с Анджело. Нико быстро гнал машину по переулкам Вашингтон–хайтс. После смерти Пудджа мы очень мало говорили между собой. Его похороны на той самой ферме Иды Гусыни в Роско представляли собой печальную и скромную церемонию, на которой присутствовало лишь несколько человек. Ни Пуддж, ни Анджело не стремились к пышным похоронам с толпами народа и горами цветов, которые занимают центральное место в кинохрониках, посвященных жизни гангстеров. Они считали, что это пустая шумиха, нужная лишь для демонстрации влияния покойника и его преемников, и что такие похороны лишаются приватности, которая обязательно должна сопутствовать подобному событию. «Может быть, ты мне объяснишь, — не раз обращался ко мне Пуддж, натыкаясь в газетах на описания непомерно пышных похорон кого–нибудь из конкурентов, — как получилось, что такой всемогущий парень вдруг оказался в гробу и едет в катафалке на кладбище?»

Я посматривал на проносившиеся за окнами многолюдные улицы, где торопливые юные девушки в свитерах и юбках бежали куда–то, обгоняя старух, волочивших сумки на колесиках, набитых продуктами на несколько дней. Анджело сидел, откинувшись на кожаный подголовник, по–видимому, отрешившись на несколько секунд от окружающего мира, не замечая бурления жизни, отделенной от него только стеклами машины. Бремя утраты Пудджа навалилось на него всей своей непомерной тяжестью. Анджело уже доводилось чувствовать, что он навлекает опасность на любого, кто оказывается близко к нему, что на нем лежит проклятие и он сопровождает к мучительной смерти каждого, кому довелось быть в дружбе с ним или поддерживать его. Я же начинал ощущать, что эти его опасения теперь связаны со мной.

— Мне жаль, что тебе пришлось увидеть его таким, каким мы его нашли. — Анджело впервые после смерти Пудджа заговорил со мной о нем.

— Я знаю, что это глупость, но я всегда думал, что он вроде супермена, — сказал я, криво улыбнувшись. — Что его ничто не может ни остановить, ни убить.

— Теперь ты знаешь, что к чему, — отозвался он.

Я промолчал. Он ошибался. Я ничего не знал. Я продолжал думать то же самое — о нем самом.

Потом мы еще некоторое время ехали молча. И вдруг Анджело снова заговорил. В его голосе не было обычной резкости, напротив, он звучал непривычно мягко, но от этой мягкости мне сделалось жутко.

— Мы с Пудджем выстроили то, что имеем, на пустом месте, — сказал Анджело. — Мы скрепили все это своей кровью и кровью многих других людей. Нельзя так просто взять это и отдать. Это часть меня, какой я есть, и заслуживает того, чтобы быть переданным из рук в руки. И не какому–то парню из другой команды, который сделал для меня что–то полезное. Созданное нами должно перейти к кому–то, кто продолжит наше дело и придаст ему еще больше могущества.

Я глядел на его профиль, а он медленно поднял голову и посмотрел мне в лицо. Этим кем–то, кого он имел в виду, был я и никто другой.


Предполагалось, что я не увижу всего этого. Предполагалось, что я не приму участие в ночном вторжении в шестикомнатную квартиру, где в дальней спальне прятался Малыш Рики Карсон. Я должен был остаться дома, а не стоять там рядом с Анджело, глядя, как леденящий душу страх мало–помалу пробивается через маску самоуверенности Карсона. Я не должен был слышать ни одного слова из тех, которые Анджело говорил ему в той комнате. «Никогда не следует позволять старику прожить хотя бы один лишний день», — сказал Анджело Карсону ледяным тоном, от которого не могла не пробить дрожь. Я не должен был находиться там, потому что происходившее там не годилось для моих глаз. Я все еще оставался ребенком, и даже Анджело хотел избавить меня от зрелища убийства человека. Даже если это был тот самый человек, который убил Пудджа.

119