— Я и не подумал бы взяться за такое дело, если бы у меня были девочки получше, — плачущим голосом произнес первый. Он в несколько затяжек докурил сигарету до конца. — Тех, которые у меня сейчас есть, не стали бы трахать даже в тюрьмах, разве что за это давали бы бумагу о полном помиловании.
— Слушай меня внимательно, Френсис, — сказал Веллс, рассматривая скучающим взглядом своего собеседника, что придавало его словам дополнительный вес. — Может быть, ты почему–то считаешь меня неделовым человеком, но это не так. И потому меня меньше всего на свете интересует, какие трудности могут возникнуть у сутенера. Если тебе не нравится твоя жизнь, можешь плакаться об этом своей мамаше, но никак не мне. А теперь скажи прямо: ты сможешь это устроить?
— Пожалуй, — ответил Френсис, медленно кивнув.
— Я хочу слышать: да или нет, — повысил голос Веллс. — Никаких других слов я не слышу.
— Да, мистер Веллс, — сказал Френсис. — Я все сделаю.
— Это хорошая новость, — сказал Веллс. — Все подробности решишь с Фишем. Тебе самое главное — заманить его в подходящую комнату. Все остальное устроят мои люди.
— Когда я теперь вас увижу? — спросил Френсис и добавил, прикусив нижнюю губу: — Знаете, я мог бы увеличить взнос…
— Ты никогда меня больше не увидишь! — Веллс ткнул указательным пальцем в сторону потного лба Френсиса. — Вывернешься ты живым или нет — мне безразлично. Я давно уже обхожусь без сутенеров.
Кармелла Далито поднесла скрюченную, со вздувшимися венами руку ко рту и посмотрела через маленький стол на Пудджа Николза; горящие свечи отражались в ее темных глазах, и они словно светились изнутри. Анджело расположился в шаге позади друга, сложив руки на груди, и рассматривал маленькую деревянную миску, стоявшую посреди стола. Старуха с заплетенными в толстые косы седыми волосами, обрамлявшими изрезанное морщинами лицо, была стрега — итальянская ведьма, которой заплатили за то, чтобы она избавила Пудджа от постоянной головной боли.
— А я все–таки думаю, что было бы лучше пойти к доктору на Малой Двадцатой Западной, — сказал Пуддж. Он не сводил глаз со старухи, ловя каждое ее движение. — Пьяный или трезвый, он, наверно, придумал бы, чем помочь мне.
— Это куда лучше, чем идти к доктору, — возразил Анджело.
— Что–то я начинаю нервничать, — признался Пуддж и провел пальцем под туго накрахмаленным воротничком сорочки. — Может быть, стоит попробовать научиться терпеть эти боли?
Анджело положил руку ему на плечо:
— Спокойнее.
— Если бы ты заболел, я прежде всего кинулся бы искать парня в белом халате, — проворчал Пуддж, — а не потащил бы тебя к ведьме. Это точно.
— Она не только уберет эти твои боли, а сделает много больше, — пообещал Анджело, отступив в темный угол маленькой комнатушки.
— Ну–ка, попробую угадать, — сказал Пуддж. — Она вырастит мне отрезанный палец на ноге.
— Еще лучше, — отозвался Анджело. — Когда Кармелла закончит, ты будешь знать, кто насылает на тебя эти головные боли.
Пуддж отвернулся от старухи и посмотрел на Анджело.
— Ты это серьезно? — спросил он.
Анджело ответил другу твердым взглядом.
— Да.
Пуддж улыбнулся Кармелле и похлопал ее по руке.
— Ладно, милая, — сказал он, теперь уже с широкой улыбкой на лице. — Давай работать.
Кармелла не глядя протянула руку назад, взяла стакан с водой и вылила в деревянную миску. Потом взяла скляночку оливкового масла, стоявшую на краю стола, густую желтую жидкость тоже вылила в миску и подождала, пока она не растеклась сплошным слоем по поверхности воды. Потом она вынула из кармана платья смятый льняной носовой платок и развернула его на столе. В платке, обильно измазанном кровью, оказался глаз.
— Это козий глаз, — шепотом сообщил Анджело Пудджу. — Она положит его в воду.
— А что потом? — полюбопытствовал Пуддж.
— А потом я буду знать, кто желает тебе зла, — впервые заговорила Кармелла. Ее голос оказался гораздо мягче, чем можно было ожидать, учитывая'ее жутковатую внешность. — А после меня узнаешь и ты.
Взяв глаз, она без всплеска погрузила его в воду и масло и уставилась в миску. Потом обхватила миску пальцами и перевела взгляд на Пудджа.
— Намочи пальцы этой водой, — приказала она. — А теперь положи их на стол ладонями вниз.
Пуддж повиновался. Старуха запрокинула голову, закрыла глаза и принялась вполголоса бормотать что–то по–итальянски. Она раскачивалась и, казалось, запиналась, потом ее спина выгнулась, пальцы окунулись в воду, она запрокинула голову так, что смотрела прямо в беленный мелом потолок.
Пуддж сидел, почти загипнотизированный пассами старухи.
— Если она хочет, чтобы из меня со страху цикорий посыпался, ей скоро это удастся, — пробормотал он.
Кармелла неожиданно наклонилась над столом, приблизив лицо на считаные дюймы к лицу Пудджа, и стисну–ла его запястья скрюченными артритом пальцами. Она вглядывалась в его молодые глаза, он же видел перед собой ее лицо в виде запутанной сетки лиловых жилок, белых шрамов и изломанных морщин. Но Пуддж сидел неподвижно, он твердо решил дождаться завершения старухиного колдовства.
— Ты прольешь кровь, и виновата в этом будет женщина, — сказала стрега. — Она заставит тебя прикоснуться к смертному покою.
— Как ее зовут? — спросил Пуддж. Он резко обернулся и взглянул на Анджело.
— Она подарит тебе любовь своей плоти, — продолжала Кармелла, словно не слыша вопроса, вперив в молодого человека пронзительный ведьмовский взгляд. — Ты примешь эту любовь. Твои вожделения приведут тебя к сильной боли.