Гангстер - Страница 10

— В этой стране полно таких людей, как мы, — ответил Паолино, вытирая подбородок сына краем сложенной полотняной салфетки. — На свете нет места лучше для такого мальчика, как ты. Здесь может сбыться любое твое желание, отсюда ты сможешь попасть в такие места, каких даже и представить себе нельзя.

— А я смогу работать на больших пароходах, когда вырасту? — спросил Анджело. — Как ты. Ведь смогу, да, папа?

— Все может быть еще лучше, маленький Анджело, — сказал Паолино с широкой улыбкой. — Когда–нибудь ты сможешь даже стать хозяином одного из таких больших пароходов. Ты станешь очень, очень богатым. Будешь сидеть сложа руки, а другие будут работать на тебя.

Анджело опустил голову на мягкую подушку, посмотрел на отца и улыбнулся.

— Это было бы здорово, папа, — сказал он. — Для нас обоих.

Паолино опустил миску на пол возле своего стула, наклонился, приобнял болезненного мальчика огромной ручищей и принялся осторожно баюкать. Глаза Анджело, уставшего от болезни и от сытной еды, медленно закрывались.

После того, как Анджело в очередной раз пролежал четыре месяца в больнице, Паолино решил поручить его заботам своей тетки — Жозефины, вдовы, поселившейся в отдельной комнате в той же квартире, где жили отец с сыном. Жозефина была массивной женщиной с толстыми дряблыми руками и ногами, покрытыми от ступней до самого верха затейливым узором раздутых вен. Из–под седеющей черной курчавой челки смотрели темные, похожие на оливки глаза, губы то и дело растягивались в мимолетной беззаботной улыбке, а подбородок уродовали с обеих сторон глубокие шрамы — след от давнего собачьего укуса. Внешность заставляла предполагать в ней вспыльчивый характер, что полностью соответствовало действительности. Но она любила Анджело, заботилась о нем и старалась восполнить ему недостающее материнское тепло, в котором мальчик явно нуждался, хотя никогда сознательно не показывал этого. Она приняла мальчика под свое большое и теплое крыло, правда, скорее не как сына, а как ученика. «Она не верила, что каморра или мафия — это зло, и потому отец Анджело столько лет держался поодаль от нее, — пояснила Мэри. — Но разве она могла думать иначе? Ведь она была гордой супругой убитого босса преступного мира. Она уважала и соблюдала его понятия. И передала эти понятия Анджело».

Жозефина усаживала его в кровати так, что он опирался спиной на ее могучий бок, ласково поглаживала тяжелой рукой по густым волосам и рассказывала о той стране, где жили их предки. «Все началось из–за французов, — сказала она ему однажды утром, когда они вместе пили горячий куриный бульон. — Ведь что означает слово «мафия» — Morte ala Francia Italia anelia! — Смерть французам — вот клич Италии!

— Perche? — спросил Анджело на своем смешанном, наполовину итальянском, наполовину английском языке. — Почему смерть?

— Много–много веков назад они пришли туда и забрали землю, которая им не принадлежала, — объяснила Жозефина. — Она принадлежала нам, итальянцам. Полиция им не мешала, потому что боялась их. Политики не мешали им, потому что их всех купили. И потому пришлось мужчинам из городов создать отряд, в котором все друг другу доверяли.

— Они победили? — спросил Анджело. — Они вернули свою землю?

— Да. Было пролито много крови, но в конце концов они одолели всех врагов, — ответила Жозефина. — И никто никогда больше не осмеливался посягнуть на их землю.

— И твой муж был в этом отряде? — спросил Анджело. Этот рассказ он воспринимал, как большинство детей — любимую сказку, которую можно слушать снова и снова.

— Да, — гордо подтвердила Жозефина. — Он был capo того города, где мы жили и где он умер.

— Папа говорит, что уехал в Америку, чтобы мама и я были подальше от таких людей, как дядя Томассо, — сказал Анджело.

— Твой отец слабак, — презрительно прошипела Жозефина. — И навсегда таким останется — табуреткой, которую те, кто посильнее, двигают с места на место как хотят.

— Я тоже слабак, — сказал Анджело, грустно взглянув на Жозефину.

— Это переменится, — успокоила его Жозефина, ласково погладив своей большой рукой мальчика по щеке.

Все гангстеры, которых я знал, суеверны, и это коренится в днях детства, когда женщины, наподобие Жозефины, щедро пичкали их передававшимися из поколения в поколение легендами, не имеющими ровно никакого отношения к современности, но остающимися почти неизменными на протяжении многих столетий. Их повседневные страхи не ограничиваются черными кошками и пустыми ведрами, от которых шарахается большинство обычных людей, и подпитываются сновидениями, числами и подозрениями.

— Знаете, чего он всю жизнь больше всего боялся благодаря тете Жозефине? — спросила Мэри и покачала головой с таким видом, будто сама не могла поверить своим словам.

— Пожалуй, что да, — ответил я. — Если кто–то входил к нему в пиджаке, застегнутом на все пуговицы, это значило, что этот человек собирается убивать его.

— Это тоже верно, — согласилась Мэри. — Но больше всего меня потрясло, когда я узнала, что он никогда не сядет за стол и даже не остановится рядом с рыжеволосой женщиной.

— Почему?

— Это цвет дьявола, — пояснила Мэри. — И Жозефина считала, что рыжие способны сбить с толку любого, самого верного мужчину.

— Вы думаете, что он действительно верил во все это? — полюбопытствовал я.

— От всей души надеюсь, что да, — сказала Мэри, и улыбка вдруг исчезла с ее лица. — Из–за этого он убил немало людей.

Летними днями Анджело подолгу сидел на середине лестницы, ведущей в их квартирку, и рассматривал лица людей, которые толпами спешили мимо по тротуару. Улица была всегда переполнена пешеходами и конными упряжками, и вдоль обоих тротуаров постоянно возвышались кучи мусора и навоза. Прямо напротив дома, где жил Анджело, находился захудалый салун с перекошенной входной дверью, обшарпанными стенами и громким названием.