Гангстер - Страница 101

101

— Как его зовут? — спросил Анджело, отхлебывая молоко, но все еще продолжая рассматривать меня. — Того пацана, который называется их паханом.

— Ричи Скарафино, — ответил Пуддж. — Нико пока что собирает о нем все возможные сведения. Ну, а чего мы не узнаем, то сможем предположить и, скорее всего, не ошибемся.

— Я все представлю не позже, чем завтра, — сказал Нико. — Только не ожидайте узнать слишком много. Он выплыл на свет совсем недавно, он всего на несколько лет старше, чем Гейб. Из рабочей семьи, поначалу собирал себе команду на отцовские деньги.

— Быть крутым он учился по кинофильмам, — сказал Анджело. — И итальянского в нем столько же, сколько в итальянском салате из «Уолдорфа». Настоящей драки он и близко не видел, только стычки хулиганов на углу. Колумбийцы — бойцы от рождения, они разделаются с «Красными баронами», которым не хватит ума удрать от них.

— Так что, согласимся встретиться с ним? — спросил Пуддж. Он бросил косточку от отбивной в угол комнаты и теперь смотрел, как Ида достает ее из–под стула, несет к порогу, ложится и с хрустом начинает грызть.

Анджело встал; прохладный ветерок, врывавшийся в открытое окно, дул ему в спину.

— Мы согласимся дать ему десять процентов от нашего бизнеса с недвижимостью, но не более пяти миллионов, — сказал он. — И потом пошлем его драться с колумбийцами.

— А что, если ему повезет и он их одолеет? — спросил Пуддж. — Тогда потеряем пять миллионов и обзаведемся совершенно ненужным партнером.

— Ему уже не повезло, Пуддж, — сказал Анджело. — Он выступив против нас.

Предстояла война за будущие направления деятельности организованной преступности, и каждое из этих направлений упиралось в торговлю наркотиками. Кокаин и героин были новым горячим товаром, и каждый молодой гангстер на улице рассчитывал урвать себе жирный кусок. Боссы старой закалки, в том числе Анджело и Пуддж, предпочитали придерживаться отработанной линии и делать деньги на тех видах преступной деятельности, которые были им лучше знакомы и представлялись более безопасными: вымогательство, крышевание, проституция, похищения и азартные игры. Для них наркобизнес оставался чем–то далеким и непонятным, точно так же, как буттле–герский промысел времен «сухого закона» для тех королей преступного мира, которых они сменили. «Посуди сам, ведь гангстер — это лучший друг потребителя, — рассуждал Пуддж. — Мы всегда искали возможность сделать деньги на том, к чему люди тянутся, но не могут получить. Одно время это была выпивка. Потом игра на деньги. Теперь появилась новомодная дурь. Мы должны следить за изменениями спроса, точно так же, как и все прочие бизнесмены. С этим у нас никогда не было проблем. Ну, а что касается войны, мы с Анжем давно уже не участвовали в заварушках и в глубине души опасались, доживем ли до следующей. Эти новые парни играют резко, как и мы в свое время. Чтобы одолеть их, мы должны играть еще резче и действовать умнее. А это не так просто — всю жизнь быть резче и умнее всех остальных».

Новые гангстеры, угрожавшие старым бандитским авторитетам, были куда опаснее, чем любые военные–заговорщики из тех, что в телефильмах играючи свергают правительства. Они убивали, не задумываясь, и совершенно не заботились о соблюдении гангстерских правил, державшихся долгие десятки лет. Они принадлежали к различным национальностям и стремились поскорее достичь ведущего положения в преступной среде. Ну, а до того, что она представляет собой жестко структурированную организацию, где их появление, мягко говоря, не приветствуется, им не было никакого дела. «В этом отношении, — сказал мне Анджело, — они очень походят на нас — какими мы были много лет назад».

Я не надеялся, что их удастся победить. Могущество Анджело и Пудджа слишком долго держалось на их репутации. Новые гангстеры не испытывали ни малейшего уважения ни к их достижениям, ни к их именам. Они смотрели на них только как на стариков, преграждавших им путь к богатству. Я не хотел, чтобы они вступали в войну, но не знал, как удержать их от этого. Такие же сомнения я ощущал у Нико, но он был слишком преданным солдатом для того, чтобы высказывать их вслух. К тому же он мог много выиграть в случае нашей победы и не стал бы делать ничего такого, что уменьшило бы эти шансы. А я знал о том, что Анджело и Пуддж страдают от ломоты в костях и разных болей, знал, что, несмотря на внешнюю несокрушимость, они постепенно проигрывают другую войну — со своим возрастом. Я очень хотел, чтобы их смерть была именно такой, какую — я это точно знал — они искренне не желали принимать. Обычная стариковская смерть в мягкой теплой постели, в тихом спокойном доме. Больше всего на свете я желал для них обоих того, что Пуддж всегда называл «кошмаром гангстера».

Я стоял в окутанном глубоким полумраком помещении Бруклинского аквариума и смотрел на акулу, плававшую взад–вперед за толстым стеклом. Анджело, также следивший за исполненными затаенной силы плавными движениями акулы, повернулся ко мне.

— Они обычно нападают без всякой подготовки, — сказал он с восхищением в голосе. — Налетают без малейшего сомнения, и неважно, кто перед ними. Они настоящие гангстеры моря — берут все, что им нужно, и оставляют себе все, что захотят.

— Анджело, скоро все это начнется? — спросил я, отступив от стекла. Ликующие крики детей разносились эхом по коридору, их не заглушало даже ковровое покрытие, которым были обтянуты стены аквариума.

— Это же шахматы, а не шашки, — ответил Анджело. — Первый ход — самый важный. Кто–то начнет игру, причем довольно скоро.

101