Гангстер - Страница 102

102

— Я могу сделать больше, чем ты мне позволяешь, — сказал я вполголоса. — Ты оповестил всю свою команду, но даже не посмотрел в мою сторону. И, конечно, не потому, что я слишком молод. Вы с Пудджем были намного моложе, когда вышли сражаться.

Мы поравнялись с длинной деревянной скамьей, стоявшей перед очередным аквариумом, где мирно плавали самые разнообразные медузы. Анджело мягко взял меня за локоть. Он никогда не забывал скользить рассеянным вроде бы взглядом по лицам окружающих и безошибочно отличал молодые пары, невинно проводившие здесь уикэнд, от федеральных агентов, ведущих наблюдение.

— Давай–ка присядем, — предложил он. — Пусть толпа немного рассосется.

— Хочешь, я принесу попить? — спросил я. — Здесь в сувенирном киоске продают содовую.

— Купим, когда будем выходить. — Он несколько секунд молча разглядывал медуз, а потом повернулся ко мне. — Ты любишь слушать наши рассказы, — сказал Анджело. — И это очень хорошо. Ты должен узнать, кем мы были и кто мы есть сейчас, прежде чем сам присоединишься к нам. Но есть и еще одна сторона во всем этом, мы с Пудджем считаем ее самой темной. Она–то и должна сказать нам обоим, создан ты для этой жизни или, напротив, она тебе решительно не подходит.

— Не знаю, смогу ли я убить кого–нибудь, — сказал я, не сомневаясь, что его беспокоит то же самое, что и меня самого. — Мне приходилось несколько раз поступать не слишком мягко, когда я выезжал на дела вместе с Нико, но там и близко не подходило к убийству.

— Дело не в самом убийстве, — возразил Анджело, — а в том, чтобы жить, зная, что ты его совершил. Нужно сделать так, чтобы оно стало частью твоей жизни, как, например, чтение утренних газет. Много народу считает, что способны на такое, но в действительности это по силам лишь незначительному меньшинству. Если ты принадлежишь к нему, у тебя есть шанс стать крупным гангстером. Если же нет, у тебя все же остается возможность стать добропорядочным человеком. Но быть и тем, и другим одновременно — невозможно.

— Кем же ты хочешь меня увидеть? — спросил я.

— От добропорядочного человека мне немного проку, — сказал Анджело. — Но ты будешь держаться в стороне от этой войны, будешь сидеть в безопасности, наблюдать и учиться. Если нам удастся выйти из нее живыми, то будем жить по–старому.

— А если не удастся? — Я поднялся и задал этот вопрос, стоя перед ним и глядя ему в глаза. — Что, если участие в этой войне погубит вас?

— Значит, уроки закончатся, — ответил он. — И у тебя останется только один путь: быть добропорядочным человеком и вести честную жизнь. Пожалуй, это было бы лучшим, что я в своей жизни сделал и сделаю для кого бы то ни было.

— Тебе вовсе необязательно умирать, чтобы это случилось, — сказал я.

— Нет, обязательно, — ответил Анджело.

С этими словами он встал, погладил меня теплой ладонью по лицу, повернулся и медленно пошел, углубляясь в чрево переполненного зрителями аквариума.

Ричард Скарафино стоял, прислонившись головой к стене из красных кирпичей, почерневших от въевшейся многолетней грязи, и жевал зубочистку. Он был высоченным, но очень тощим, и коричневая куртка болталась на нем, как на вешалке. Руки он засунул в карманы джинсов и то и дело сплевывал направо, в лужицу. Ему было двадцать два года, и он возглавлял отколовшуюся от серьезной гангстерской организации команду из тридцати пяти человек, не желавших и далее довольствоваться сбытом марихуаны и кокаина первокурсникам из ближайших колледжей. Повернувшись, он кивнул мужчине, сидевшему на крышке полного мусорного бака и покуривавшего сигарету.

— Вот, он выходит из бара, — сказал Скарафино. — Вместе со своей гребаной собакой.

Тони «Петля» Палуччи бросил сигарету под бак, подошел к Скарафино и встал рядом; оба оставались почти невидимыми в темном переулке.

— Нет, ты только посмотри на него, — возмутился Тони Петля. — Идет себе, и плевать хотел на весь мир. Словно король какой–то!

— Пока он жив, он и есть король, — отозвался Скарафино, не отрывая взгляда от Анджело и Иды, которые шли по противоположной стороне улицы, защищенные потоком машин и множеством суетящихся людей. — Ну, а наше дело это поправить.

— Тогда чего ж мы тут топчемся?! — воскликнул Тони Петля. — Убрать его, и вся недолга.

Скарафино повернулся и посмотрел в тусклые карие глаза Тони Петли. Они были двоюродными братьями и росли вместе — их обоих вырастила мать Ричи в Коммаке, на Лонг—Айленде. Оба прошли серьезную школу в тюрьмах для несовершеннолетних, куда попали за изнасилования и грабежи, а после освобождения возобновили преступную карьеру, угоняя автомобили, припаркованные на Куинс–бульваре в часы пик. Эти машины они перегоняли в Бронкс, там их разбирали, и уже через несколько часов детали оказывались на витринах магазинов запчастей возле стадиона «Янки». Тони Петля отличался вспыльчивостью, стрелял, не задумываясь, и ежедневно тратил на героин семьдесят пять долларов. Он также ежедневно занимался со штангой в спортивном зале и, чтобы успокоить раздраженную слизистую желудка, пил «Джек Дэниелс» с молоком.

— Раз уж мы хотим задавить этого парня и его команду, нужно действовать с умом, — сказал Скарафино. — Он только и ждет, когда мы наскочим на него с пушками. Может, он с виду и старый, только ты не больно верь глазам. Потому–то мы и убираем его парней по одному, исподтишка, а сами всегда торчим на виду и делаем вид, что мы совершенно ни при чем.

— Но если его замочить, команда бросится искать нового босса, — сказал Тони Петля, недоуменно пожав плечами. — Что им помешает начать работать на нас?

102