Гангстер - Страница 80

Горилла Муссон зажал голову Джонни Валентайна под мышкой и, притопывая своей ножищей по упругому мату, которым был выстлан ринг, все сильнее и сильнее стискивал соперника. Зрители набитого битком зала Мэдисон—Сквер-Гарден свистели и улюлюкали, недовольные его нерешительностью, а Муссон словно издевался над ними, пресекая все жалкие попытки Валентайна оттереть его в угол. Я сидел в первом ряду, прямо напротив середины большого ринга, а по сторонам от меня сидели Анджело и Пуддж. На коленях у меня лежал пакет с попкорном, а на полу возле правой ноги стоял картонный стакан с кока–колой.

— Вы думаете, что Муссон его одолеет? — спросил я, не отрывая взгляда от того, что происходило чуть выше наших мест.

— Если бы речь шла о настоящем бое, то не могло бы быть никаких сомнений, — ответил Пуддж, пожав плечами. — Но чтобы на этом ринге подняли руку Муссона… Такого просто не может случиться.

Я отвернулся от ринга, где Муссон с громким шлепком грохнулся на мат и перебросил Валентайна через себя. Тот приземлился на спину с еще более громким звуком и скривился от боли. Но я уставился на Пудджа.

— Что вы имеете в виду? — спросил я. — Вы хотите сказать, что состязание подстроено?

— Это рестлинг, малыш, — объяснил Пуддж. — Он просто не может быть не подстроенным. Борцы подробно договариваются обо всем еще до того, как начнут переодеваться. И в обмане участвуют все — от рефери до зрителей.

Я посмотрел вокруг, на девять тысяч мужчин, женщин и детей; большинство из них давно уже не сидели, а стояли и выкрикивали слова поддержки тому из борцов, за которого болели, шикали, если он делал не то, что представлялось им нужным, и снова повернулся к Пудджу.

— А как же они? — спросил я, указывая на толпу, собравшуюся вокруг ринга. — Они тоже это знают?

— Все знают, — подтвердил Пуддж. — А если и не знают, то должны узнать.

— И это не портит им развлечения? — продолжал допытываться я.

Пуддж помотал головой и продолжил урок жизни, который преподавал мне по той же методике начального гангстерского образования, которую много лет назад применял к ним Ангус Маккуин.

— Ну почему же? — спросил он. — Ведь все они поддерживают хороших парней, кричат «бу-у» плохим и возвращаются домой с чувством отлично проведенного времени.

Я вновь повернулся к рингу и увидел, что Джонни Валентайн швырнул Гориллу Муссона на канаты ограждения, поймал и обхватил своего значительно более крупного соперника, вдавив ему костяшки пальцев в позвоночник, что вынудило гиганта выгнуться от боли. Зрители разразились восторженными воплями: после применения Валентайном этого смертоносного для стороннего взгляда приема колени Муссона подогнулись, он осел на пол ринга, разбросав огромные ручищи. Рефери приподнял его руку, выпустил, и она безжизненно шлепнулась на ринг; вся сила разом ушла из нее, как воздух из проколотого воздушного шарика. Судья повторил свое действие — с тем же самым результатом. Если и на третий раз Муссон не сможет пошевелить рукой, это будет означать конец поединка.

— Похоже, что все кончено, — сказал я, вынимая из пакета горстку попкорна. — У большого парня такой вид, будто он всерьез упал в обморок.

— Нет, еще слишком рано заканчивать, — бросил с полным безразличием Анджело. — Они еще не отработали уплаченные деньги. Вот когда все отработают, схватка и закончится, но не раньше.

— И кто тогда победит? — с набитым ртом спросил я у Анджело.

Он скосил на меня отстраненный и холодный взгляд.

— Совсем неважно, кто победит. Если победит Валентайн, вся толпа попрется домой счастливая. Если победит Муссон, они расстроятся. Но через неделю они вернутся сюда и будут топать и орать так же громко, как и всегда.

— Это единственное, что имеет какой–то смысл, — добавил Пуддж. — Что они возвращаются каждую неделю.

— Наблюдая за соревнованиями по рестлингу, можно много понять в жизни, — сказал Анджело. — И неважно, подстроены они или нет. Участники делятся — для тебя! — на хороших и плохих парней. Ты видишь в них своих друзей и своих врагов. Но вдруг оказывается, что рестлер, которому, как ты считаешь, можно безоговорочно доверять, оборачивается против тебя, предает тебя другой группе и бросает на произвол судьбы. И это заставляет тебя вернуться сюда ради того, чтобы насладиться местью. Вот главное, что ты можешь здесь увидеть, Гейб. Это может быть спрятано за театральными покровами, но, если ты будешь сознательно это искать, тебе не придется затратить слишком много труда.

— И вы поэтому приходите на соревнования? — спросил я, отхлебнув коки из большого стакана.

— Мы учились на других рингах, — ответил Пуддж. — Если нынче вечером кому–то здесь есть чему учиться, так это тебе.

— У тебя есть выбор. Ты можешь захотеть стать таким же, как все те люди, которые сидят вокруг нас, — сказал Анджело, мягко положив руку на мое колено. — Если ты выберешь этот путь, тебе достаточно воспринять сегодняшний вечер как всего лишь небольшое развлечение, возможность отвлечься от скучной рутины повседневности. Но если ты решишь отнестись к этому вечеру как к че–му–то большему, чем просто возможность встряхнуться, то обращай внимание на то, что видишь. Это может тебе когда–нибудь пригодиться, а может и не пригодиться. Как бы там ни было, в таком случае время будет работать на тебя, а не против.

Я отвернулся от Анджело и вновь уставился на ринг. Джонни Валентайн снова обхватил за шею Гориллу Муссона, тот несколько минут дергался, вопил и стонал, но в итоге вынужден был прекратить сопротивление, и матч окончился. Аудитория разразилась оглушительными воплями восторга, а Валентайн горделиво расхаживал по рингу, подняв руки над головой; его потная кожа блестела в свете прожекторов. Пуддж толкнул меня локтем в бок, наклонился и крикнул мне в самое ухо: